"Полный бак и две канистры, фары режут темноту, надо ехать очень быстро, чтобы в рай попасть к утру..."
Серое, почти черное, небо изрыгало из себя потоки воды. Обозлившийся ветер придавал ливню горизонтальное направление.
Тяжелые капли стучали по капюшону брезентовой штормовки, а ветер хватал и швырял в лицо сучья, камни и какой-то мусор. В пространстве висел сгусток злости... Злости и ярости. Этот сгусток наливался силой и с размаху бил в землю, отчего та содрогалась, заставляя упасть карабкающегося по насыпи человека. Ободранные об мелкую щебенку костяшки пальцев противно саднили, но он упрямо продолжал взбираться, цепляясь руками, ногами, ртом, обдирая кожу, стачивая зубы. С каждым ударом сердца, с каждым хриплым выдохом, с каждой иглой, пронзающей воспаленный мозг, в сознании билась всего одна мысль - забраться! Зачем, он уже не помнил. Наверное он уже не был человеком. Просто тело в брезентовой куртке, раз за разом падающее со склона и упрямо поднимающееся вновь. Он не помнил ни имени, ни рода... Все воспоминания вытеснила боль. Она стала частью его. Откуда она пришла, человек тоже не помнил. Временами он любил ее, или ненавидел. Он сам не мог понять свое чувство. Чувство боли, сковывающее все члены, связывающее руки и замедляющее мыслительные процессы. Или чувство зависимости от боли..? Бывало что он ее не ощущал, и тогда он почти забрался на проклятую насыпь, но очередной порыв ветра швырнул в лицо щебень, разбивая скулы, а предательница земля снова забилась крупной дрожью сбрасывая вниз, вызывая боль. Тело с глухим звуком ударялось о крупные валуны в беспорядке разбросанные по склону. Лежа на спине он вытирал с лица кровь, грязь, воду и думал о боли.
Тяжелые капли стучали по капюшону брезентовой штормовки, а ветер хватал и швырял в лицо сучья, камни и какой-то мусор. В пространстве висел сгусток злости... Злости и ярости. Этот сгусток наливался силой и с размаху бил в землю, отчего та содрогалась, заставляя упасть карабкающегося по насыпи человека. Ободранные об мелкую щебенку костяшки пальцев противно саднили, но он упрямо продолжал взбираться, цепляясь руками, ногами, ртом, обдирая кожу, стачивая зубы. С каждым ударом сердца, с каждым хриплым выдохом, с каждой иглой, пронзающей воспаленный мозг, в сознании билась всего одна мысль - забраться! Зачем, он уже не помнил. Наверное он уже не был человеком. Просто тело в брезентовой куртке, раз за разом падающее со склона и упрямо поднимающееся вновь. Он не помнил ни имени, ни рода... Все воспоминания вытеснила боль. Она стала частью его. Откуда она пришла, человек тоже не помнил. Временами он любил ее, или ненавидел. Он сам не мог понять свое чувство. Чувство боли, сковывающее все члены, связывающее руки и замедляющее мыслительные процессы. Или чувство зависимости от боли..? Бывало что он ее не ощущал, и тогда он почти забрался на проклятую насыпь, но очередной порыв ветра швырнул в лицо щебень, разбивая скулы, а предательница земля снова забилась крупной дрожью сбрасывая вниз, вызывая боль. Тело с глухим звуком ударялось о крупные валуны в беспорядке разбросанные по склону. Лежа на спине он вытирал с лица кровь, грязь, воду и думал о боли.
Кстати продолжение следует. Вернее последует )))